|
Журнал "Омск театральный", декабрь 2007
:: Содержание
ПЫЛЬЦА НА КРЫЛЬЯХ БАБОЧКИ…
ПРЕДИСЛОВИЕ
Договариваясь с Анной и Владом об интервью, мы долго не могли выбрать время – то у одного спектакль, то у другого, а утром у обоих репетиция. Сначала я немного тревожилась: а получится ли поговорить с обоими одновременно, но потом поняла, что этот факт на самом деле очень радостный. Потому что это означает одно – оба артиста востребованы в театре, у них есть работа.
В результате разговор все-таки состоялся. Поздно вечером после спектакля «Дачники». Анна и Влад были немного усталые, но как-то по-особенному. (Есть что-то странное, порой нездешнее в глазах актёра, выходящего после спектакля в «нормальную» жизнь...) Влад был задумчив, Анна воодушевлена. Тогда-то и услышала я от неё фразу про пыльцу на крыльях бабочки. Правда, речь шла немного о другом (о чём чуть ниже), но мне показалось, что из этого получится замечательный заголовок для моего разговора с этой семейной парой. Потому что – так же легко, так же прозрачно, но при этом – глубокие цвета и яркие краски. Какая-то акварельная чуткость и внимательность друг к другу… Что-то очень тёплое и простое между ними…
Впрочем, кажется, лучше уже начать… Итак:
О СЕМЬЕ
Эта семейная пара – Анна Ходюн и Владислав Пузырников – появилась в Омском академическом театре драмы в 1994 году, сразу после окончания театрального факультета Дальневосточного государственного института искусств. Тогдашний директор Омской драмы Борис Мездрич, будучи по делам во Владивостоке, зашёл к своему давнему знакомому – Герману Константиновичу Рогову, преподавателю института искусств. «Мне нужны два молодых человека – девочка и мальчик, сильные, яркие ребята». Мастер порекомендовал ему двух своих выпускников – молодую перспективную пару. Ребята приехали в Омск, показались главному режиссёру Льву Стукалову и сразу были приняты в труппу, где и работают уже почти 14 лет.
–Мне хотелось бы спросить вас: в чем особенности театральной, актерской семьи?
Анна Ходюн: – Это очень хорошо, я считаю. Я не смогла бы жить с человеком нетеатральным…
Владислав Пузырников: – …Вот и я про это хотел сказать…
А.Х. – …Он бы от меня сбежал. Или я от него. (Смеется).
В.П. – Это хорошо, потому что наша профессия специфическая. И у нас есть возможность заниматься, так сказать, взаимным самосовершенствованием. Есть какие-то вещи, которые со стороны увидит и подскажет только близкий человек.
А.Х. – …Какие-то профессиональные нюансы.
В.П. – И мы помогаем друг другу, повышаем профессиональный уровень. Как бы пафосно это ни звучало.
А.Х. – Но дело даже не в этом. Просто наша профессия действительно особенная. И человеку, находящемуся вне ее, мне кажется, трудно понять человека творческого, артиста. Может быть конфликтная ситуация.
В.П. – …Причем постоянно конфликтная ситуация. Потому что и режим непостоянный, и поездки, гастроли…
А.Х. – И нам очень сложно переключиться. Мы приходим домой и всё время говорим про театр…
В.П. – Ну, я не могу сказать, что прямо всё время…
А.Х. – …А у меня складывается ощущение, что всё время.
В.П. - Но иногда бывают минуты отдыха, когда мы не говорим о театре (смеются). И это бывает так хорошо!
А.Х. – Честно говоря, не могу вспомнить. Может быть, летом…
В.П. – Да, когда мы вспоминаем отпуск, лето. Когда мы говорим о сыне…
– Быть супругами и партнерами на сцене – плюсы и минусы этого?
А.Х. – Недавно в интервью нас спрашивали – используют ли нас режиссёры как семейную пару в любовных историях, в романтических сценах. Но мы сказали, что режиссёры, как правило, не задаются такой целью – выбрать именно семейную пару. Дело даже не в этом. А в том, что с мужем гораздо сложнее играть любовную сцену. Потому что когда ты долго живешь в браке, и уже очень хорошо знаешь человека, и он тебя очень хорошо знает, то ваши отношения перешли уже в несколько иное качество. Хотя это не значит, что ваши чувства не так крепки, как были раньше. Они ещё крепче стали, потому что с каждым годом происходит взаимопроникновение друг в друга, человек для тебя делается просто всем. Он для тебя самый родной. Ты понимаешь, что никто тебя не поймет, как этот человек. Вы уже столько вместе пережили, поэтому наивное чувство зарождающейся любви супругам играть сложнее, чем с другими партнерами.
– А на сцене, когда вы вместе играете, есть такое же взаимопонимание?
А.Х. – Да, есть. Но мы в этом отношении, видимо, избалованы. В том смысле, что наша труппа очень сильная и партнёры всегда просто роскошные.
В.П. – Да и мы довольно редко пересекаемся в спектаклях. Но вместе нам всё же проще, мы можем сообща анализировать какие-то наши дуэтные сцены, размышлять, рассуждать на эту тему, советоваться…
А.Х. – Влад мне однажды сказал: «Как ты жирно играешь! Так нельзя!». Мне было обидно, моё самолюбие взыграло, но я себя взяла в руки, потому что это нормальная ситуация. А кто ещё скажет, если не родной человек? Никто больше не скажет. И это нормально. Так и должно быть…
В.П. – Или скажут, но не так!
А.Х. – Это хорошо, когда он мне может так сказать. Я это обдумаю, и это пойдёт мне на пользу. И я ему говорю какие-то вещи иногда.
– Как начиналась ваша семья? Есть какая-то интересная история?
А.Х. – Начиналась она как-то спонтанно…
В.П. - Как и всё, впрочем, в молодости…
А.Х. – Мы вместе учились в институте во Владивостоке.
В.П. – Аня пришла к нам с другого курса. Пришла такая эффектная молодая девушка, причём сразу стала лидером на курсе. К ней очень тянулись, она нравилась нашим мальчикам. Но я оказался счастливчиком, можно так сказать…
А.Х. – …Избранным… (смеется). Но сначала я Влада вообще не воспринимала всерьёз. Я настроилась серьёзно учиться …
В.П. – …А я тут со своей любовью.
А.Х. – Он меня так потряс своей любовью, что я подрастерялась. Если до этого у меня не было никаких мыслей насчет этого человека, то он сумел меня как-то так встряхнуть, и я подумала: «Ух ты!..». И во мне что-то зашевелилось… Собственно, из этого и возникло романтическое чувство.
Уже в Омске у Ани и Влада родился сын Никита. Сейчас Никите 12 лет. Он серьёзно занимается спортом – таэквондо. На городских соревнованиях Никита неоднократно занимал первые места в своей возрастной категории. У Пузырникова-младшего есть уже несколько спортивных медалей (чем особенно гордится отец). Маму сын радует успехами в английском языке.
Но в будущем, как и многие актёрские дети, Никита всё же собирается стать артистом, и этим приводит маму и папу в некоторое замешательство. Но ничего удивительного в этом желании нет, ведь первый в жизни сценический опыт Никита получил, когда ему ещё не было и года.
А.Х. – Первый раз в жизни Никиту выносили на сцену, когда он был совсем крохой, в «Живом трупе», он «играл» сына Феди Протасова. Он был так хорош! В белой рубашечке с кружевными оборками. Это было такое беленькое чудо, ангелочек. И когда мы его выносили – по залу проходило такое дружное «Ах!». Когда подрос, он играл Илюшу в «Селе Степанчикове».
В.П. - Но сейчас учеба занимает у него много времени. И если даже ему хочется снова выйти на сцену, мы говорим: «Никита, сейчас надо учиться. А это потом».
А.Х. – А насчет будущего… Одна очень мудрая женщина (она работает в нашем театральном институте во Владивостоке) как-то сказала мне: ты не имеешь права лишать его выбора. Человек как личность имеет право выбрать. И ты должна ему это предоставить. Пусть он попробует. Получится - хорошо. Не получится – вот тогда надо будет что-то решать. Это в меня попало, и я подумала: действительно, не надо искусственно создавать эту ситуацию, отворачивать его. Потом он будет жалеть об этом, упрекать нас. Человек, даже не попытавшийся реализовать свои стремления и мечтания, мне кажется, это несчастный человек. Так что пусть он попробует.
– Никита смотрит ваши спектакли? Какие ему нравятся больше всего?
В.П. – Да, конечно же, он очень любит смотреть. И уже посмотрел все наши спектакли. У Никиты сейчас такой возраст – он всё впитывает. Конечно, серьёзные, большие спектакли – для него ещё сложно… Но он смотрел уже и «Король умирает» и «Зелёную зону»…
А.Х. – «Король умирает» он смотрел лет в 9, и ему очень понравилось.
О ТЕАТРЕ
У них обоих бывали в театре грустные периоды простоя, когда актёрская удача улыбалась кому-то другому. А сейчас… 18 спектаклей в месяц – это много? Именно столько в декабре у Влада. Да и у Анны не намного меньше. Плюс – утренние и вечерние репетиции (сейчас в театре выпускается «Старший сын» А. Вампилова, где заняты оба супруга). Около 30 ролей было сыграно каждым из них за 13 лет работы в театре. Главные роли и эпизодические (но от этого не менее запоминающиеся). Героини Анны – трогательные и глубокие, тонкой душевной организации (Авдотья Максимовна в спектакле по Островскому «Сердешные мечтанья Авдотьи Максимовны», Стюрка в современной трагикомедии «До последнего мужчины», Королева Мария в «Король умирает» Ионеско, и многие другие). Интересна актриса и в характерных ролях. Во Владиславе режиссёры также всё чаще видят острохарактерную жилку, что по его признанию приходится ему весьма по душе. Ему удается сочетать в своих персонажах лирическое и комическое, а ирония, присущая актёру, придаёт многим его образам яркость и остроту (Рюмин в «Дачниках», Жан в спектакле «Фрекен Жюли» А. Стриндберга, Поручик Пирогов в спектакле по произведениям Гоголя «На Невском проспекте», Епиходов в «Вишневом саде» и т.д.). При всем этом Влад успевает в качестве режиссёра репетировать с молодыми актерами в Лицейском театре, и вместе с Анной играть на сцене Дома актёра антрепризные спектакли, пользующиеся у зрителя особенной любовью.
– Когда и как вы решили, что будете поступать в театральный вуз?
В.П. – Вот эта девушка с пяти лет решила, что будет артисткой.
А.Х. – Да, сколько себя помню, я всегда очень хотела стать артисткой... Я помню, у нас в доме было огромное количество тюля, штор, которые периодически стирались и складывались. И когда все уходили, из этого тюля так искусно делались королевские платья, пышные юбки. Я надевала всё, что у мамы было из бижутерии, красила губы маминой помадой (до сих пор помню этот запах помады и пудры). И играла перед зеркалом в принцессу, или с подружкой – в индианок, потому что тогда все обожали индийское кино. И когда меня спрашивали: «Анечка, кем ты будешь?», то я на чистом сливочном масле всегда отвечала: артисткой. Чем в своей деревне всех повергала в шок. Потому что никто в нашем поселке (а я родом из поселка Широкий в Амурской области) никогда не становился артистом.
В.П. – После 8-ми классов я закончил машиностроительный техникум. И когда учился в техникуме, лет в 15-16, занимался в народном еврейском театре. А пошёл туда из чувства солидарности – друг позвал. Сначала я очень просто к этому относился – мне нравилось, увлекало, как бы баловство такое, да и компания… Но после полугода занятий мы стали играть в спектаклях. Выходили в массовке, потом стали давали эпизоды. И тут я почувствовал… Как-то на одном из разборов после спектакля режиссёр сказал: посмотрите на Влада, он сегодня работал как профессионал. Это мне так польстило, и я подумал: ничего себе! Это была первая похвала. И я стал думать – а почему бы и нет? Я стал более серьёзно подходить к этому делу, заниматься. Потом поехал поступать и как-то легко поступил в институт…
– Вы работали со многими режиссёрами. Это Паоло Ланди, Марина Глуховская, Владимир Петров, Вячеслав Кокорин, Олег Рыбкин, Михаил Бычков, Евгений Марчелли, Анна Бабанова. С кем из них работалось интереснее всего? Что запомнилось?
А.Х. – Я бы выделила троих, которые стали знаковыми в моей творческой биографии. Это Вячеслав Всеволодович Кокорин, Женя Марчелли и, конечно, Галя Бызгу.
В.П. – Мне каждый человек был интересен. Но поворотной для меня стала встреча с Мариной Глуховской (я сыграл в её «Маскараде», «Закате»). Вячеслав Всеволодович Кокорин многое мне открыл в профессии, и в общении он очень интересен. Ну и конечно, Женя Марчелли очень много для меня сделал. Я даже не говорю про театр, я сейчас только о себе. По-моему, я один из немногих артистов, кто занят во всех его спектаклях. Мне удалось сыграть такие роли, которые, может быть, и не сыграл бы никогда. Я ему очень за это благодарен. Но когда Женя только пришёл в театр, и возникли «Дачники»… Сначала что-то не складывалось. Вначале мы не понимали его…
А.Х. – Да и он к нам притирался. А в конце репетиционного процесса мы поняли, что получается действительно что-то неординарное, очень интересное. У нас такого давно не было. Настолько живая и яростная история. Мы просто обалдели. Для нас этот спектакль так дорог, мы все были готовы бросаться на его защиту. И сейчас я очень хочу еще поработать с Марчелли, потому что в «Дачниках» я работала почти как слепой котенок. Он говорил: делай вот так, и я делала вот так. Конечно, что-то мы придумывали и вместе, но в большей мере я только исполняла. А сейчас, думаю, я работала бы уже более осмысленно. Я поняла со временем, что такое Женина режиссура, и с удовольствием поработала бы с ним уже по-другому.
Галя Бызгу. С ней мы работали на нашей лаборатории драматургии и работаем сейчас в «Старшем сыне». Галя – прекрасная, великолепная! Великолепный человек и просто гениальный режиссёр, с которым настолько комфортно и интересно. Для меня Галя – знаковая фигура.
Вячеслав Всеволодович Кокорин – это, конечно, человек мира. Это такая личность, такая харизма!.. В нем столько кровей! Просто немыслимая смесь, термоядерная. За ним очень интересно наблюдать. Я работала с ним в спектакле «Король умирает». Это тоже было отчасти как с закрытыми глазами, но после «Утиной охоты» я стала по-другому играть и в «Короле», совершенно иначе начала работать. У меня открылись глаза. Я стала больше понимать, что он хотел, что закладывалось в этом спектакле, способ существования. Я бы с удовольствием поработала с ним ещё.
– Каким должен быть режиссёр, чтобы вам захотелось с ним работать?
А.Х. – Он не должен «забивать гвозди».
В.П. – А теперь разъясни, что такое «забивать гвозди».
А.Х. – Он не должен строить спектакль от и до. Вот ты вышла, улыбнулась, посмотрела направо, ушла. Нельзя, чтобы форма давила. У талантливых режиссёров форма всегда «дышит». Мне нравится Галя Бызгу, она очень подробно разбирает отношения между персонажами. Это очень важно. Потому что за этим зрителю очень приятно наблюдать. Не просто смотреть, как интересно решили сцену, поставили ее с ног на голову и какой-то фортель выкинули. А Галя занимается абсолютно по школе – отношениями. И – возникает жизнь, за которой зрителю очень интересно наблюдать.
В.П. – Причём такая простая.
А.Х. – Простая. А всё гениальное просто, недаром говорят. Всё самое красивое, самое узнаваемое – в простоте. Вот как пыльца на крыльях у бабочки, без которой она не полетит. А если, как в детстве, ловишь бабочку и стираешь эту пыльцу, всё, бабочка умирает. Вот такая же «пыльца», без которой спектакль не полетит, и должна возникать. Атмосфера, объем, жизнь человеческой души. Такие простые и узнаваемые вещи.
– Влад, не так давно состоялась премьера твоего спектакля в Лицейском театре «Гарнир по-французски». Почему ты решил себя попробовать в режиссуре?
В.П. – Мне стало интересно. И я даже не предполагал, что получится так…
Ю.Е. – Но это же совершенно другая профессия?
В.П. – Да, абсолютно! Режиссёр должен любить артиста, уважать, помогать ему. После этого опыта я стал понимать. Я и изначально это понимал, конечно, но не прочувствовал. И мы с ребятами прошли через это. Мы целый год репетировали. Им было интересно со мной, мне было интересно с ними. И это дало результат. Хотя такой жанр – комедия, причём французская…
А.Х. – Очень, кстати, опасная история. Она могла стать очень тяжеловесной.
В.П. – Да, она могла получиться, а могла просто провалиться. Но она получилась. Оценили и коллеги-артисты – самые серьезные ценители того, что мы делаем, и критики. И театр это принял, спектакль нравится, он сейчас идет и востребован.
Ю.Е. – А сейчас ты что-то новое ставишь?
В.П. – Пока не ставлю. Ищу пока. Хочется уже что-то более серьёзное.
– Опыт в режиссуре тебе помог чём-то в актерской профессии?
В.П. – Помог. Я стал лучше понимать режиссёров. Чаще стал становиться на их сторону. Даже когда, бывает, споришь с ребятами – так должна сцена развиваться или иначе. Они говорят – вот так. Я говорю – нет, ребята. Она должна вот так развиваться, потому что со стороны виднее. Когда ты один играешь свою роль – это одно, а когда режиссёр видит всю картину целиком, видит – куда нужно идти, к чему всё должно придти – это другое. И я понимаю, когда режиссёр чего-то требует. И, думаю, на стадии репетиций, нужно делать то, что просит режиссёр… Понятно, что потом, когда спектакль выйдет, у тебя уже может быть некая свобода, но вначале, в первую очередь нужно исполнять волю режиссёра.
– Любимые роли. Есть ли они? Какие роли играете с наибольшим удовольствием?
А.Х. – Любимых ролей – масса. Я, например, очень любила играть Марусю в «Закате». Мне было очень жаль, когда эта история уходила. Я очень благодарна Марине Глуховской, что она в меня поверила, отстояла меня. Потому что мне не хотели давать эту роль, я тогда вообще практически не работала в театре. Марина настояла, мне было так интересно с ней работать, и потом я очень любила играть этот спектакль. Позже мне нравилось играть Татьяну Ивановну («Село Степанчиково и его обитатели»), хотя сам спектакль был очень спорный, и я разделяю многие сомнения, но, тем не менее, в пространстве этого спектакля мне было очень комфортно. Я там всё знала про свою героиню, и очень её любила. Ну и, я всегда вспоминаю «Полустанок» – эскизную постановку нашей лаборатории драматургии – и свою героиню в ней. Такого удовольствия от процесса и от результата до этого я не испытывала. Это было настоящее актёрское счастье, не побоюсь этого слова. Причём с самого первого дня репетиций и до самого показа.
В.П. – Моя любимая роль – Толя в «Зелёной зоне». Очень люблю «Дачников». В последнее время стало нравиться играть Жана («Фрекен Жюли»). Раньше я его просто ненавидел, потому что не понимал, не знал, а просто исполнял рисунок. (Может быть, отчасти это специфика ввода). И только через год-полтора мне стало нравиться играть этот спектакль. Я начал получать от него удовольствие. Мне нравятся роли, которые я делаю в «Чёртовой дюжине» – Язычников и Берегов. Эти характерные зарисовки я очень люблю. Мне, к сожалению, мало дают таких ролей, но я чувствую в себе острохарактерные задатки. Этот вот адвокат Язычников – я его обожаю играть.
А.Х. – А я бы про «Дачников» сказала даже, что мне нравится не столько Калерия, а именно само удивительное пространство «Дачников». Оно просто магнетическое. Спектакль так интересно застроен, он такой живой. И как бы там ни было (бывает, он идет лучше, бывает хуже. Это же живая история), но спектакль всё равно выстрелит, всё равно попадёт в зрителя. Мне очень нравится его играть. Это как корабль, на который ты ступаешь и не знаешь, как он сегодня поплывет и куда качнётся, но ты знаешь, что всё равно он поплывет.
– А что больше нравится – процесс (репетиции, например) или результат?
В.П. – Процесс, конечно, интереснее.
А.Х. – Артисты любят процесс. Но для меня было таким открытием, когда я только пришла в театр, узнать, что артисты, оказывается, больше любят репетировать, чем играть давно идущие спектакли. А потом я поняла, что действительно – то, что новое, то, что сейчас разбирается – это так интересно! Это удивительный, особенный период.
В.П. – Мне сейчас даже стало интереснее быть режиссёром. Я понимаю, говоря – «режиссёром», может быть, слишком уж замахиваюсь… Но сейчас мне это очень интересно. В эту сторону сейчас тянет.
– Искусство – самодостаточно? То есть существует само для себя? Или есть определенная (может быть, общественная) цель у искусства?
В.П. – Ну, например: вот город, в котором есть театр. А вот другой город, в котором нет театра. И эти города отличаются. У людей в этих городах восприятие и культура абсолютно разные. Они… не то что бы они разговаривают по-другому. Нет, вроде бы так же. Но… Театр хоть немного, но всё-таки возвышает человека. Приходя в театр, человек получает живые эмоции, которые он не может получить, например, в кино, по телевизору.
А.Х. – …Непростой вопрос… Хотелось бы верить в то, что театр влияет на человека. Он его даже каким-то образом формирует. Например, в царской России, воспитывали ребёнка так, что он умел играть на многих инструментах, читал классиков, учился танцевать, то есть тогда давали самое широкое образование. Человек питался науками и искусством. И это был другой человек.
В.П. – Другое дело, что процент театралов, конечно, мизерный. И в театр ходят одни и те же люди. И нужно этот круг расширять, чтобы больше людей ходило в театр, чтобы это стало привычкой. Конечно, мы должны об этом думать.
– То есть в театре вы существуете всё-таки не для себя?
А.Х. – Да нет, конечно, для себя. Мы же не можем идти в театр и говорить себе – ну пойду я, значит, воспитывать народ. Конечно, мы об этом не думаем. Мы думаем о собственной корысти, о своём удовольствии. Ну что говорить, все мы «подсаженные» на театр. Это бацилла, которая заводится в человеке, и никуда от неё не денешься.
В.П. – Это адреналин, это драйв…
А.Х. – Это такая прививка. И поэтому нам сложно без театра существовать.
В.П. – Но мы не имеем права проиграть. Выпуская какой-то спектакль, мы должны понимать, что это должен быть качественный продукт. Конечно, мы можем экспериментировать и должны это делать… Но нельзя забывать, что мы не имеем права выпускать плохо, играть плохо. Мы можем потерять зрителей…
– Самое необходимое качество творческого человека, артиста?
А.Х. – Я думаю, что очень важно не успокоиться относительно себя в искусстве. Должна быть доля сомнения относительно себя…
В.П..– …которая побуждает тебя к какому-то действию.
А.Х. – Да. Она должна всегда быть. Разочарование в себе, какие-то угрызения – это абсолютно нормальные качества творческого человека. Они должны быть.
В.П. – Момент неудовлетворенности. Непокоя. В том смысле, нужно уметь понимать, например, что сегодня я сыграл хуже… И в следующий раз надо лучше. Нельзя останавливаться.
– Что должно быть в спектакле, в книге, в фильме, чтобы он зацепил вас?
А.Х. – Жизнь. Даже если это очень простая история, но она должна быть живая. Должны быть какие-то узнаваемые вещи про нас всех.
В.П.. – Сегодняшняя история. Не по времени даже, а…
А.Х. – Да, просто – живая, по-другому не скажешь. Потому что тебя «прошибает» только то, что делают живые люди с живой душой, которая не спит. И тогда в тебя попадает.
В.П. – Меня могут поразить еще и чисто технические вещи. Насколько артист владеет техникой. И я думаю тогда – как же он это делает?
О ЖИЗНИ
– Есть ли у вашей семьи увлечения, не связанные с театром? Как проводите свободное время, отпуск?
В.П. – Мы любим спорт.
– По телевизору?
В.П. – Нет, вот Анютка, например, очень любит в свободное время заниматься фитнессом в зале. Помимо этого, она страшный киноман. Не в смысле – любит смотреть кино по телевизору, нет, она берёт в прокате новинки, хорошее кино – наше, французское, английское. Не какое-то американское «мыло». Она всё знает – кто режиссёр, какие артисты, какой сценарий, кто какие премии получил. За всем этим следит.
А.Х. – Я втайне захожу в магазин «Синема», набираю много дисков…
В.П. – …А потом я прихожу домой и обнаруживаю … (смеется). Поэтому часть бюджета нашей семьи обязательно уходит на диски с фильмами.
А.Х. – Это какой-то наркотик, я не могу ничего с собой поделать. Я понимаю, что должна пройти сейчас мимо, но говорю себе: да я только зайду и посмотрю, есть ли там нужный диск. И в итоге выхожу оттуда с двумя как минимум…
В.П. – Раньше, даже год назад, я регулярно занимался в зале. Для меня это была отдушина. Сейчас я тоже стараюсь это делать, но не всегда успеваю. Репетиции в нашем театре, в Лицейском, в Доме актёра. Утром встаёшь, ребенка отправляешь в школу. И пошло-поехало… А приходишь домой в 11-12 вечера. И так каждый день. А иногда так хочется один день дома провести. Просто на диване, с книжкой…
А.Х. – Но мы стараемся. Мы очень любим всей семьей ходить в бассейн, попариться в баньке. Любим ездить на пикники. Берём с собой друзей, жарим шашлыки на природе. Это очень здорово! Мы любим в Ачаир ездить, за город на машине. Стараемся вести здоровый образ жизни.
В.П. – Но это больше Аня. Я в меньшей степени стараюсь. Мне не хватает времени на здоровый образ жизни (улыбается).
А.Х. – Я занимаюсь йогой, пилатес, калланетиком… Когда я сижу дома, и у меня гнусное настроение, и я абсолютно «разобранная», я знаю, что мне надо пойти в зал. И если не хочется, то тем более надо пойти. Я заставляю себя всеми правдами и неправдами. И оттуда уже выхожу абсолютно другим человеком.
– Это помогает в работе?
А.Х. – Ну конечно. Во-первых, это разрядка. Ты выбрасываешь весь негатив, он уходит. Во-вторых, организм начинает работать. Кровь бегает, кислород активно поступает. За счет этого функционирует весь организм. Это большое удовольствие – спорт, танцы…
– А теперь сложный вопрос. Смысл жизни в том, чтобы жить? Или в чём-то другом?
А.Х. – Многие говорят: смысл жизни в том, чтобы понять – в чём смысл жизни. Наверное, так и есть.
В.П. – А я думаю, чтобы просто жить. Получать удовольствие от самой жизни.
А.Х. – …Хотя, может быть, это очень русский ответ. А Влад сейчас озвучил европейский подход к жизни. Но это, к сожалению, не всегда у нас, у русских, получается. У них это лучше получается, на все сто, наверное. А у нас – затем, чтобы постигать зачем мы живём.
– Источник самого большого пессимизма и оптимизма в жизни? Что больше всего печалит и что больше всего радует?
А.Х. – Огорчает хамство человеческое, самоуверенность. Особенно когда это случается в театральной среде. Меня это повергает в длительную депрессию. Надо научиться закрывать на это глаза. Просто уходить и эту дверь закрывать. Ну, случилось и случилось. Но я почему-то очень долго этим болею. И, конечно, актёрская невостребованность. Такие периоды (дай Бог, чтобы их было меньше!) – самые страшные. Это что касается театра. А радует нас, конечно же, наш ребенок. Это самый большой источник счастья. А если он по какой-то причине нас не радует, мы оба впадаем в такой пессимизм, что…
В.П. – Да, если у него что-то не складывается, это самое грустное…А радость… Когда гармония. Когда дома всё хорошо, когда есть работа. Хотя иногда бывает так – что всё хорошо, а тебе почему-то плохо.
А.Х. – Для меня большая радость – когда спектакль сыграешь хорошо. Бывает, за одну верно сыгранную сцену ты оправдаешь все неудачи сегодняшнего спектакля.
В.П. – Радость – когда ты испытаешь новое нечто, что раньше не испытывал. Когда сделаешь что-то по-другому, по-новому… И это не только театра касается, но и в жизни так.
А.Х. – Или откроешь что-то, какой-то неожиданный поворот в сцене… Источник радостного существования – это наша работа. Когда она у нас есть, когда мы востребованы, тогда можно все пережить. Когда есть работа, ты уже не обращаешь внимания на погоду, ты выходишь из дома радостно…
Юлия ЕСКИНА
|
